«Федерация тенниса России прислала нам контракт, за который стыдно». Интервью отца чемпионки Уимблдона Елены Рыбакиной
Андрей Рыбакин в интервью сайту Sport-express.ru — о переходе под флаг Казахстана, постыдном контракте от ФТР и трудном пути к триумфу.
Хорошо, что Лену сейчас опустили с небес на землю
— Сильно расстроились? — спрашиваю Рыбакина. И тут же наталкиваюсь на абсолютное трезвомыслие.
— Да нет, все ожидаемо. Даже удивляюсь, как достойно она первый сет отыграла, — вот это стало приятной неожиданностью. Это был бы нонсенс, если бы дочь в нынешнем состоянии выиграла у Касаткиной. Нужно спуститься с небес на землю и начинать заново работать.
— То есть это полное эмоциональное выхолащивание после Уимблдона?
— В том числе. Плюс после Уимблдона Лена немножко отдыхала. Когда после такого отрезка начинаются физические нагрузки — падают и техника, и концентрация внимания. Сама-то ее игра с Касаткиной мне понравилась. Но, если бы в жизнь воплотилось все, что она задумала, не было бы более пятидесяти невынужденных ошибок.
Надо отдать должное Даше, мне нравится, как она играет, нравится ее тренер. Они с Леной очень разные по стилю. Но, на мой взгляд, все зависит от самой дочери, а не от ее соперника. Подача у нее прекрасная, и если будет попадать в корт, то бороться против нее тяжело.
— А кому за эту подачу надо в первую очередь сказать спасибо?
— И природой было дано, и детские тренеры с ней над этим работали, и Андрей Чесноков... У нее с детства мячик неплохо летел. Несмотря на высокий рост, всегда была хорошая координация. Эти составляющие дали нам понять, что Лена может чего-то добиться.
— Ожидаете, что Лене потребуется время, чтобы найти новую мотивацию после сенсационной победы на Уимблдоне?
— Когда она была маленькая, как-то сказала дедушке такую фразу: «Хочу быть первой!» И к этой цели она идет. Время покажет. Мне кажется, что она должна еще удивить всех своей игрой. Хорошо, что ее сейчас опустили на землю. Она все прекрасно понимает и старается. Бросать теннис она теперь точно не собирается, хотя такие моменты у нее были еще полгода назад.
— Сколько?!
— Именно так. Но через это проходят многие теннисисты. Бывает, что прикладываешь максимум усилий, а выхлопа нет. Даже перед самым Уимблдоном такое было. Не выдержала, уехала с соревнований, мы с ней в семье дней пять-шесть пообщались. Дочка успокоилась и начала заново тренироваться.
— До такой степени была недовольна собственной игрой?
— Да, и где-то было обидно, что много трудится, а не получается. Эмоционально с детства Лена была спокойной, искусственно на корте показывать это не умеет.
— Это мы уж заметили — даже после выигрыша победного мяча не где-нибудь, а на Уимблдоне чуть-чуть кулаком воздух рассекла — и все. Словно такое через день происходит.
— Мы пытаемся ее немного перестроить, потому что игрой на публику и себя заводишь. На самом деле, она еще ищет свою игру, пытается совершенствоваться, что-то менять. Сейчас может у любого выиграть, но и любому проиграть. Все зависит только от нее самой.
— А ракетки она когда-нибудь на корт бросала?
— Нет. Не знаю, что на это повлияло. Возможно, мы очень дорожили ракетками — нам все доставалось большим трудом, и дочке это передалось с детства. Хотя сейчас она стала более свободной финансово, но ничего не поменялось. Когда в детстве Лена эмоции напоказ выплескивала — начинала хуже играть. А когда эмоции держит в себе — может сконцентрироваться.
Помню, по юниорам год закончила третьей в мире. Играла с Игой Свентек финал категории А, это юношеский турнир уровня «Большого шлема». Проиграла первый сет, уступала во втором — 2:5. И в итоге выиграла его 7:5, а третий — 6:3. После чего спокойно поправила кепочку, пожала всем руки. Ноль эмоций!
— Как так?!
— Ее ребята в Москве ждали на день рождения, и она будто подумала про себе: «Скорее бы все это закончилось. Полечу сейчас и на праздник успею». Все просто поражались ее спокойствию.
— Вы с женой такие же спокойные?
— Жена — да. Я более эмоциональный человек, но каждый раз борюсь с собой. Смотрю сейчас на тренера, который с Леной работает, и мне кажется, что мы с ним очень похожи.
После финала Уимблдона плакал, как девчонка
— Вас с женой, российских граждан, не было в Лондоне на финале. Пытались как-то сделать британские визы или вообще без шансов?
— Мне с англичанами вообще не везет. Как-то мы с Леной по юниорам не смогли вовремя сделать визы на юношеский Уимблдон, опоздали на турнир, и она, успевшая прямо к первому матчу, в нем же и вылетела. Я был зол на британцев, что они с этим затянули, хотя дата нормальная стояла. Она на день не успела, чтобы нормально подготовиться!
В тот момент решил для себя, что не буду больше мучиться. У нас с мамой было соревнование — мы не так много ездили на турниры, всегда по отдельности, и конкурировали между собой — кто лучше выступит с Леной. Но теперь все рекорды побила наша старшая дочь, которая поехала с ней на Уимблдон и привезла титул на турнире «Большого шлема». Честно говоря, даже удивился, как Аня внимательно себя по отношению к ней там вела, следила за режимом, во всем помогала. Это был приятный сюрприз.
— Они очень близки между собой?
— Близки. Но у них совершенно разная жизнь. Нет такого, чтобы сестра была поглощена теннисом Лены так, как мы. Хотя мы и старшую пытались научить играть в теннис. Но ей было неинтересно, хотя давалось все легко. Лене было потяжелей.
— Вот как!
— Сейчас она в ресторанном бизнесе, пока ищет себя. Помню, как-то собираем Лену на тренировку, торопимся, а старшая завтракает спокойно и говорит: «Ну ладно, родители, я все прекрасно понимаю. Но когда Лену будут по телевизору показывать?» Посмотрел на нее строго: «Аня, не нервируй меня!» Конечно, так далеко никто не заглядывал.
В связи с тем, что принимаешь плотное участие в Лениной карьере, встречаешь многих родителей, которые делают из своего ребенка проект. Это не наш метод. Мне слово «проект» в таком контексте всегда резало уши. Ребенок же живой человек! У меня был период, когда активно занимался Леной, он закончился лет в 19, когда я передал ее тренеру. Наблюдаю сейчас за всем происходящим со стороны. Но вспоминаю сейчас об этом с грустью и ностальгией.
— Все рассказывают, что вы уделяли внимание не только теннису Лены, но и ее учебе.
— Да, мы старались, чтобы она гармонично развивалась. Вообще родители хотят — по крайней мере, на мой взгляд, должны хотеть — в первую очередь того, чтобы их ребенок был счастлив. А я смотрел на Лену до Уимблдона — у нее не получалось, она не чувствовала себя счастливой. Но даже когда она приехала в семью и не хотела брать в руки ракетку, в глубине души понимал: через некоторое время ей станет скучно, и она начнет играть в теннис. Спасибо всем тренерам, что не отбили у дочери эту охоту.
— Софья Тартакова сказала мне, что у вас с дочерью очень теплые отношения. Вы никогда ее ничего не заставляли делать, не говорили: «Ты должна!» Сейчас редко такое встретишь.
— Так складывается, что большую часть времени Лена на соревнованиях, на тренировках, на сборах. Естественно, из-за этого у нас есть ограничение в общении. И, когда встречаемся, для нас всех это большой праздник.
— Какое самое сильное впечатление, когда встретились с ней после Лондона в Нур-Султане?
— Самое сильное — что наконец-то собрались всей семьей. Лена рассказывала о своих ощущениях, мы смеялись, шутили. Но многие вещи не для публичного озвучивания. Вспоминали что-то семейное, как шли к этому результату.
— Она на пресс-конференции в Лондоне расплакалась, когда ее спросили об отсутствующих на финале родителях.
— Конечно, она хотела, чтобы мы были на финале. Но так сложились обстоятельства, что не получилось. Ничего страшного, с ней была старшая сестра. Причем, повторяю, я удивился, что она в плане поддержки оказалась не хуже мамы с папой.
— Что почувствовали, когда финал Уимблдона против Онс Жабер закончился победой вашей дочери?
— Честно скажу, плакал как девчонка. И не я один. Когда она играла каждый матч на турнире, после первого же удара забывал, какая это стадия, и просто смотрел за каждым мячом. И когда она вышла на финал, — не думал, что это финал. А ощущения — мы верили, ждали, и это случилось! Предпосылки к тому, что она может выиграть крупный турнир, были.
Очень любил работу на «НТВ-Плюс». Но новой руководящей команде я оказался не нужен
— Как вы увлеклись теннисом и захотели, чтобы дочка занималась этим видом спорта?
— Сам занимался регби. Мне повезло — родился в Москве в хорошем районе, на «Соколе», где «Динамо», ЦСКА, куча университетов. А смотреть теннис ходил на Песчанку. Еще, помню, моя дальняя родственница занималась большим теннисом, закончила аж в 75. Ее спросили: «Почему?» — «Мне стало неинтересно — начала проигрывать». И я подумал — как было бы здорово, если бы мои дети занимались видом спорта, в который можно хотя бы по любителям играть так долго.
Понимал, что кроме работы у человека должна быть отдушина. С этого все и началось. Как-то со старшей дочкой играл на стадионе в бадминтон. Подошла Лена, ей тогда было чуть больше трех лет, и начала дергать: «Я тоже хочу!» Но в бадминтон тяжело играть из-за ветра — не то что ребенку, даже взрослому. Думаю — ладно, дам ей ракетку, через минуту все равно вернет. Но ошибся. Она где-то с полчаса мучилась! Тогда и подумал: не увлечь ли ее теннисом?
— Были у нее кумиры?
— Кумиры были не у Лены, а у меня. Рассказывал ей в детстве про Штеффи Граф, о Жюстин Энен-Арденн... Понятно, что Мария Шарапова и Серена Уильямс — большие молодцы, которые внесли большой вклад в развитие мирового тенниса, и для Лены их личности тоже стали большой мотивацией. Но мы старались на них, да и на ком-либо другом не зацикливаться. Она училась до последнего, школу по-настоящему закончила, особого времени смотреть за теннисом у нее не было. Все было расписано по минутам.
— В возникшем у вас, эфирного продюсера «НТВ-Плюс», интересе к теннису была «виновата» Анна Дмитриева, выдающаяся теннисистка, комментатор и руководитель того канала?
— Анна Владимировна была рядом, я знал о ее достижениях и рассказывал о них Лене. Она как-то приезжала вместе с Ольгой Морозовой на тренировку Лены, пыталась со своей стороны как-то помочь в плане поисков финансовой поддержки — но, видно, не получилось. Мы с Дмитриевой на связи, она периодически мне пишет. Поддерживаем и с ней, и с ее сыном и тоже бывшим руководителем «НТВ-Плюс» Дмитрием Чуковским дружеские отношения.
— Сколько лет вы проработали на «Плюсе»?
— Десять. До того — на Первом канале.
— Если не секрет, какая у вас там была зарплата? Тартакова предполагает, что от 70 до 100 тысяч рублей.
— Не готов говорить, настолько она была мизерной для того, чтобы обеспечивать теннисную карьеру дочки. Жена тоже работала, но зарабатывали мы примерно поровну. По меркам этого вида спорта мы тратили на Лену копейки.
— От многих комментаторов получили поздравления?
— От всех, с кем работал. И не только от комментаторов. Будучи продюсером, знал всех от техника до режиссера. Очень приятно. Звонков и сообщений был вал — наверное, только из детского сада не поздравляли.
— С «Плюса» вы ушли, чтобы помогать дочери, когда она уже начала серьезную взрослую карьеру?
— Нет. У меня была очень интересная работа, которую я любил. Но вместо «НТВ-Плюс» создали «Матч ТВ», поменялась руководящая команда, и новым начальникам я не подошел. Тогда это для меня был удар. И для семьи, для теннисного воспитания дочери тоже. Но через какое-то время в нашей жизни появились Андрей Чесноков, Аркадий Лифшиц... Мы справились.
Когда отдали Лену в фигурное катание, тренер сразу сказала: «Тут вряд ли получится»
— Вернемся в детство дочери. Вытянулась Лена рано?
— Она с детства была с длинными конечностями. Когда сначала отдал ее на фигурное катание на Стадион юных пионеров (жаль, что этого знакового для Москвы места больше нет), тренер была сильно удивлена, когда узнала, что ей не семь лет, как она думала, а нет еще и пяти. Тогда она сразу сказала, что этим видом спорта Лене будет тяжело заниматься серьезно. Хотя она очень старалась. Потом предложили в плавание перейти. Все данные для этого имелись, но дочке уже был интересен теннис. Кстати, у нашей пловчихи Стаси Комаровой схожая с ней комплекция — тонкая кисть, длинные конечности, большие «рычаги».
— Вы жили в районе ЦСКА и «Динамо», а оказалась Лена в «Спартаке», в Сокольниках. Как?
— Когда я работал на телевидении, в обеденный перерыв выходил в Останкинский парк. Там были корты, на них с детьми работала женщина, Дарья Захарова, и мне очень понравилось, как она это делает. Так эстетично преподавала технику, что насмотреться не мог! Познакомился с Дарьей Евгеньевной, и она нам дальше по жизни здорово помогала.
Пришли в «Динамо», два года Лена занималась у тренера Ольги Ключниковой. С пяти до семи, и это было здорово. Но потом Ольгу Витальевну сменили другие люди, которые больше думали о коммерческой составляющей, а не о детях. Я у Захаровой консультировался, мне было интересно, в насколько правильном направлении мы движемся.
— И в правильном?
— Когда занимались с Ключниковой, Захарова говорила: «Надо ее держаться». Это в Дарье Евгеньевне очень подкупило — она не тянула одеяло на себя, а говорила как есть. А где-то через год после ухода Ключниковой из «Динамо» снова приходим к Захаровой. Она посмотрела и говорит: «А теперь надо бежать оттуда». Порекомендовала нам тренера на стадионе «Янтарь» — тоже в группе, а не индивидуально. На «Динамо» же я обижен.
Потом переехали в район Ботанического сада, близко к Сокольникам. Тогда Дарья Евгеньевна позвонила в «Спартак» Евгении Куликовской и попросила ее посмотреть. Мы приехали, вышли не на той остановке, долго шли, дочка устала. Про себя думал: «Возьмут, не возьмут? Может, все эти усилия — понапрасну». А ей сказал: «Не переживай! Если не возьмут, найдем еще кого-нибудь».
Но она в этом отношении серьезная, максималистка, о путях для отступления не думала. На нас посмотрели и говорят: «Приходите в сентябре». — «Почему в сентябре? Мы хотим завтра, у вас же занятия идут!» — «Ну, хорошо, приходите завтра». Так и попали в «Спартак».
Благодарен Евгении Борисовне за откровенность. Она честно сказала, что персонального времени у нее для нас не будет, заниматься станем в группе на общих основаниях: «Выплывет так выплывет». У нее самой в детстве была похожая ситуация. Тому же Надалю дядя искусственно группы создавал, когда он был маленьким. Мы попали в хорошую группу — процентов 80 проходили через сборную России. Все были очень мотивированы, боролись за результат. С 12 лет у нас пошел активный соревновательный процесс.
С Куликовской нам повезло в том, что она смогла перенять опыт у своего учителя, знаменитого тренера Ларисы Преображенской. Евгения Борисовна стала не просто тренером, а тренером-педагогом, что сейчас, на мой взгляд, очень важно. Она воспитывала как детей, так и родителей.
Упавший гемоглобин и 15 университетов США и Канады, от которых отказались
— Это правда, что чаще всего Лена одна ездила на турниры?
— Да, до 18 лет, и это был нонсенс. Помню, играет с Данилович финал то ли в Хорватии, то ли в Турции, а мы все дома сидим и ждем звонка. Звонит нам Куликовская, спрашивает, как игра. А прошло уже больше трех часов. И вскоре звонок Лены: «Мама, я выиграла!»
— То есть одна она ездила вообще на все турниры?
— Три-четыре раза в год мама могла вырваться, столько же — я. Так все наши отпуска и проходили. Лишь раз за все время тогда Лене удалось съездить на турнир с тренером, еще раз — со спаррингом.
Все упиралось в финансы. Мы в сборной из-за этого просидели до 19 лет, Лена выступала за нее дольше всех. Все уже в 18-19 играли в WTA, пытались зарабатывать деньги, а Лена в это время в составе юношеской сборной России чемпионат Европы выиграла. С одной стороны, грустно было оттого, что не могли это вживую увидеть, с другой — у нас другого выхода не было. Денег всегда не хватало, и Лена все пропускала через себя.
Но в целом у нас все складывалось относительно ровно, мы старались оградить дочь от каких-то финансовых нагрузок. Она не должна была чувствовать себя нам чем-то обязанной. В 18 лет у нас был неприятный инцидент. Лена была одна в Америке на юниорском US Open, очень для нее значимом — в основную сетку туда попасть было очень трудно. И вдруг у нее резко упал гемоглобин, она очень плохо себя чувствовала, даже упала в обморок. Ее не допустили до дальнейших соревнований — теперь понимаю, насколько правильно сделали. Хотя сама она очень хотела играть... Кстати, представители федерации, которые там были, помощи ей в сложный момент почему-то не оказали.
Для нас это был очень большой стресс. Тогда мы с мамой решили: «Все, это последняя поездка, в которую она ездила одна. А поскольку самим нам ездить не на что, будем заканчивать с профессиональным теннисом». Были хорошие предложения примерно от 15 американских и канадских университетов, которые меня очень прельщали. Я слышал, что есть много спортивных программ для развития студентов, и ей платили бы стипендию, которая покрывала бы расходы на обучение. Мне это казалось единственным путем для нее. У меня была специальная тетрадка, куда я эти университеты записывал. Предпочтение было отдано Малибу. Но не сложилось.
И тут нам повезло — наш стрингер Андрей Дмитриевич, математик, физик и большой любитель тенниса, вместе с Дарьей Захаровой нашел инвестора, который в свое время тоже у нее занимался. Правда, мы с ним окончательно не договорились и вернули потом все потраченные им деньги. Но остались друзьями.
— На чем не договорились?
— В тот период было сложно высчитать процентные отчисления от будущих выступлений Лены. В моем понимании чем выше рейтинг, тем больше должны быть инвестиции. На протяжении полутора лет мы пытались эти цифры высчитать, но не получилось.
Параллельно появился бизнесмен Аркадий Лифшиц, тоже стал помогать в финансовом плане — и вот он совершенно бескорыстно, по-дружески, мы ничего с ним не заключали. Просто он поверил Андрею Чеснокову, который говорил ему, что у нее большое будущее. Лифшиц предоставил нам бесплатно свои корты в Сколкове, оплачивал некоторые соревнования, дал фитнес-тренера — пятикратную чемпионку мира по современному пятиборью Ирину Киселеву. Ей мы тоже очень благодарны. А Лифшицу обещали билеты в ложу Лены на «Ролан Гаррос», если она дойдет до полуфинала. И обещание обязательно выполним!
— Правда, что Лифшиц предложил Лене бюджет в 100 тысяч долларов в год?
— Правда, но его предложение появилось уже постфактум — после того, как мы договорились с Казахстаном. Отыгрывать назад было некрасиво, и дело было не только и даже не столько в деньгах, сколько в отношении к нам казахстанской федерации. Честно скажу — после того, как мы туда перешли, ощутили себя свободными людьми. Но со всеми, кто нам помогал, всегда делимся радостями и печалями. А у казахстанцев сразу подкупило то, что они с ходу сказали: «Мы развиваем теннис в стране, и коммерческая часть нам вообще неинтересна». То есть заработать на Лене в их планы не входило.
Федерация тенниса России прислала нам контракт, за который стыдно
— Многие говорят, что вы приходили в Федерацию тенниса России, но там в финансовой поддержке Лены вам отказали. Как это было?
— Все было довольно просто. Может, если бы я чаще ходил и просил, то что-то получилось бы. Думаю, что люди, от которых что-то зависело и которые могли бы помочь, сейчас немного жалеют. У меня были определенные выходы, и, если бы я проявил больше энтузиазма в этом направлении, что-то с помощью ФТР, может, и вышло бы. Но я этими возможностями не воспользовался.
В чем согласен с Шамилем Тарпищевым — у нас много талантливых теннисистов, и всем помочь невозможно. С одной стороны, они молодцы, что могут создать такую конкуренцию. И сам президент федерации в свое время сделал много хорошего. Но, с другой — подчеркиваю, это мое личное мнение — люди остались в прошлом. А время уже другое. И это мешает дальнейшему развитию.
— Что вы имеете в виду?
— В какой-то момент федерация прислала мне контракт для Лены. Но посмотрел на него — и стало грустно. Суть контракта выражена в известной крылатой фразе: «Денег нет, но вы держитесь».
— Рассказывают, что ФТР еще и своего тренера в этом контракте навязывала, притом что Лена хотела работать только со Стефано Вуковым?
— В том числе и это. Честно скажу, мне было бы стыдно такой контракт присылать. И сам подход — «наш продукт». Еще бы сказали — «биомасса». К сожалению, у нас такой подход к личностям.
— А ведь экс-первая ракетка мира Евгений Кафельников, будучи вице-президентом ФТР, сам писал о ней в соцсетях, когда еще Лена только начинала заниматься с Андреем Чесноковым: «Запомните это имя». То есть потенциал-то был понятен.
— На самом деле, ни на кого не обижаюсь. Просто какие-то вещи говорятся в силу, скажем так, лингвистической ограниченности. Та же Лена, допустим, не способна рассуждать о высоких материях, о той же политике. Я говорил ей когда-то: «У тебя есть выбор — пойти учиться или стать гладиатором». Потому что спорт высших достижений — самое настоящее гладиаторство. И она выбрала его. Людей, которые и получали хорошее образование, и добивались высоких результатов в спорте, единицы. Оттого и звучат все эти «продукты».
— У вашей дочери есть обида на ФТР?
— Да она уже человек другой формации! Это у меня, может, какие-то обиды. Мне досадно, что человек до 19 лет просидел у них под носом и они его не оценили. Но получилось так, как получилось.
— Где люди из Казахстана Лену разглядели?
— На питерском турнире. Это был первое серьезное взрослое соревнование, где Лена достойно себя проявила. Потом было три месяца тишины. В университет она идти не хотела. Мы все пытались найти возможность, чтобы она стала профессионалом. После этого Казахстан на нас и вышел. Нам повезло.
— Если бы Казахстана не было, то не было бы и профессиональной карьеры?
— Сложно сказать. Непонятно, как дальше было бы с инвесторами. Думаю, за счет Казахстана она быстрее раскрылась. Мне было тяжело сделать этот выбор, ей — проще. Она уже другая — человек мира. Это мы к месту и к родине привязаны, а Лена — нет.
Помню, как мне удалось побывать с ней на юниорском турнире в Париже, и я водил ее на «Ролан Гаррос», который проводился в то же время. Был под большим впечатлением, говорю ей: «Лена, представляешь — ты, русская, находишься сейчас в столице Франции и играешь против австралийки!» Она, а было ей лет 13, спокойно отвечает: «А что здесь такого, пап?» Для нее это норма. Это для нас, людей, рожденных в СССР, — фантастика.
Возьмем сейчас только теннис. В Канаде играют румыны, русские. Развитие тенниса в Австралии — за счет того, что они приглашают к себе игроков из других стран. В последние годы больших успехов у коренных австралийцев не было, но появилась группа игроков, выступающих за эту страну. И у остальных возникла мотивация, конкуренция. На этой закваске и получилась Эшли Барти. И так же в Канаде, США... Это для России кажется нонсенсом, что Лена перешла играть за Казахстан. Но с точки зрения мировой практики — абсолютно нормально. Не говорю уже про другие виды спорта.
— Кому помимо самой Лены, вашей семьи и казахстанского финансирования любители тенниса должны быть благодарны за Рыбакину, которая выиграла Уимблдон?
— Уважаю всех людей, которые нас окружали и были причастны к развитию карьеры Лены. И Захарову, которая правильно направляла, и Ключникову, которая заложила азы, и Куликовскую, которая много лет с ней работала, пусть и не индивидуально, и Андрея Чеснокова, занимавшегося с ней в момент удачного выступления в Санкт-Петербурге, куда мы поехали по wild card. Лена там прошла серьезную квалификацию, а во втором круге основной сетки обыграла восьмую «сеяную» Гарсию. И, конечно, ее нынешнего тренера Стефано Вукова.
— Правда, что вы могли поехать заниматься в знаменитую академию Муратоглу, но опять же не хватило денег, а сам он не увидел в Лене достаточных перспектив, чтобы взять расходы на себя?
— Шансов на Муратоглу не было. Однажды мы туда приезжали втроем с Чесноковым дня на три-четыре, до этого — вдвоем на неделю. Муратоглу нас видел, издалека наблюдал, но чтобы предложить помощь — такого не было.
— Как в вашей команде появились сначала Чесноков, а затем Стефано Вуков?
— Мой дальний родственник был связан с Чесноковым, и как-то я его спросил, не сможет ли Андрей посмотреть на дочку. Он обещал поговорить. Тот посмотрел, оценил, спросил, какие турниры она играет. На этом тогда все закончилось. А года два спустя он приехал на «Кубок Кремля», обратил внимание на Лену и тут уже решил ей помогать. Собрался на следующий же день везти ее знакомиться к Лифшицу. Говорю: «Завтра не получится, мы на юниорскую «восьмерку» едем». А это было престижное соревнование. Договорились увидеться после нашего возвращения, и та встреча уже оказалась плодотворной.
Андрей здорово нам помог, очень ему благодарен и стараюсь не терять с ним контакта. У него была ситуация, из-за которой мы приостановили сотрудничество, — семейные проблемы, не позволявшие ему полностью отдаваться работе с Леной.
А Вуков тогда работал с Калининой, девочкой из Украины. У нее тоже тяжелая судьба — спонсор не нашелся, и не было возможности платить тренеру деньги. Мы как раз искали, кому можно довериться. Познакомились с Вуковым на турнире, где он работал с Калининой, а мы с Чесноковым туда приехали. Когда мы поняли, что Андрей не может целиком сосредоточиться на работе с Леной, Стефано ей писал, пытался ей помочь.
Когда он расстался с Калининой, мы решили с ним попробовать — и как-то все завертелось. В глубине души я хотел, чтобы у дочери был иностранный тренер. Она на тот момент еще плохо знала английский, и он мог бы помочь ей начать говорить — что и произошло. Вуков всегда с нами на связи — и напрямую, и через Лену. Советуется с нами. Он тоже молодой, вместе с Леной открывает все теннисные двери. Важно и то, что он относится к ней как к сестре. Он понимает, что там, где начинаются какие-то отношения, тенниса не может быть априори.
— Ваша дочь пока целиком погружена в теннис?
— Да. Если честно, мне уже внуков хочется, но пока даже старшая не торопится — что говорить о младшей с ее карьерой.
Когда вошли в топ-100, некоторые девочки — но не российские — отнеслись к этому с большой ревностью
— Четвертьфинал прошлогоднего «Ролан Гаррос», где Лена обыграла Серену Уильямс, полуфинал Олимпиады в Токио — все это придало ей какую-то другую степень уверенности в себе?
— Думаю, да. Она стала более опытной, и, мне кажется, ей помогло это в финале Уимблдона — в частности, когда она в третьем сете на своей подаче ушла с 0:40 и выиграла важнейший гейм. Сама Лена в интервью сказала, что в последнем матче была настроена играть долго, нудно. И когда повела в последнем сете, вспомнила все игры на Олимпиаде, где была такая же возможность, а она ее упустила. Это воспоминание помогло ей собраться и сконцентрироваться. Когда она выиграла, то даже удивилась: «Неужели все закончилось?» Потому что настроила себя на то, чтобы играть еще и еще.
— Извините за дурацкий вопрос: почему она всегда играет в козырьке? Болельщикам же хочется видеть лицо.
— Потому что лицо потеет от солнца, а козырек немного защищает.
— Рыбакина — второй человек после Шараповой из стран бывшего СССР, который выиграл Уимблдон в одиночном разряде. Нет ли у вас желания, чтобы Лена стала такой же знаменитой, как Мария, и за пределами корта?
— Специально такой цели не стоит. Если так сложится — хорошо, но никто не сходит по этому поводу с ума. Быть celebrity — это дополнительная работа и достаточно тяжелая ноша, и Лена это прекрасно понимает. Пока что она думает о другом — ей мешают все подводные течения, нужно четко определиться с людьми, которые будут у нас в команде и готовы идти дальше.
— Кто из коллег Лены по WTA Tour поздравил ее с выигранным Уимблдоном?
— Точно помню, что Вероника Кудерметова. Но это же Лене шли поздравления, а не мне — она точнее ответит. Она старается ни с кем не конфликтовать, со многими в хороших отношениях. Во время подготовки к североамериканской серии турниров она пересеклась с испанкой Мугурусой — тренировались вместе. В первый день она Лену не поздравила — может, забыла. А во второй день подошла и сказала теплые слова.
Был такой момент, которым дочь с нами делилась. Когда она вошла в топ-100, некоторые девочки — но не российские — отнеслись к этому с большой ревностью. Когда она шла в топ-200, топ-300, общались с ней прекрасно, но как до сотни дошло — по-другому на нее даже смотреть начали. Хотел бы, чтобы саму Лену успех как человека не поменял.
— Досадно, что она не получила столько рейтинговых очков за победу на Уимблдоне из-за санкций АТР и WTA по отношению к организаторам турнира из-за недопуска россиян и белорусов?
— Все относительно. С одной стороны, мы нашли утешение в том, что эти очки через год не надо будет подтверждать. Конечно, если бы они считались полноценно, то после Уимблдона Лена бы стала шестой ракеткой мира, пока же она и в топ-20 не входит. Но что есть, то есть. Надеюсь, следующий Уимблдон пройдет полноценно, с участием всех. Ну а Лена вошла в историю как победительница турнира без очков.
— Считаете, для нее достижимо стать первой ракеткой мира?
— На сегодняшний момент она лучше всех подает, но пока это ни о чем не говорит. Если к этой подаче добавится то, что она будет делать намного меньше невынужденных ошибок, то за первое место побороться можно. Цель такая есть. И мы в это верим.
Определились первые призеры юниорского чемпионата Казахстана по настольному теннису
Видеообзор матча Рыбакина – Мугуруса в 1/16 финала турнира в Цинцинати
Анна Данилина вышла в следующий круг парного разряда в Цинцинати