Илья Ильин: Летом было очень тяжело… Попахивало психиатрией
Известный казахстанский тяжелоатлет Илья Ильин дал откровенное интервью журналу Men’s Health, в котором поделился своими переживаниями о последнем периоде своей жизни, передает Prosports.kz.
— Нынешний номер Men’s Health посвящен разводам. Немногие знают, что у тебя за спиной уже два развода. И об этом не можем с тобой не поговорить. О вашей love story с гандболисткой Натальей Кулаковой знает весь Казахстан. Как же так вышло, что вы расстались?
— Расскажу, хотя мне тяжело об этом говорить до сих пор. Свежая рана. Мы расстались меньше года назад, но документы о разводе пришли совсем недавно. 12 лет мы были вместе, любили друг друга, дочь растет. Но в самый тяжелый момент, когда навалилось все, последние испытания не выдержали. Наверное, тяжело выдержать человека, который находится в такой глубокой депрессии, в какой был я. У нас и раньше случались разногласия, как у всех, наверное, но мы их преодолевали. В последнее время стало невозможно. Мне было тяжело, а Натали – вдвойне. Я это отлично понимаю. Была сильная ссора, она уехала домой и я этого не выдержал – подал на развод. В этом поступке было очень много эмоций, но сейчас я понимаю, что это нужно было сделать. И до сих пор есть обида, мы пока не общаемся, не следим в соцсетях друг за другом.
— Если бы не история с допингом, вы до сих пор были бы вместе?
— Не думаю. И без допингового скандала у нас накопилось немало проблем. Я чувствовал, что нужно это прекращать, мне не нравилось, как все шло. Я не мог позволить ни себе, ни ей, чтобы так все продолжалось. Натали – молодая, красивая, перспективная. Пусть у нее будет другой мужчина и с ним пусть делает так, как ей нравится. Я почувствовал, что нужно ее отпустить, чтобы она дальше самостоятельно двигалась к своему счастью. А я буду один, сам по себе жить своей жизнью. Я тот, кто я есть, а не тот, кого во мне хотят видеть другие. Я по-мужски выполнял все, что необходимо. Да, я горячий мужик, и за мной немало грехов. Но, что было, того уже не вернуть.
— Что для тебя самое важное в отношениях?
— Думаю, партнерство. Нужно тащить друг друга, помогать, уважать. В наших отношениях, кстати, это только зарождалось, мы только начали заниматься общими проектами и… А по большому счету ничего общего у нас кроме дочери и не было. Разные интересы. Если бы не Тимирязева-Байзакова (спортивный интернат – прим. авт.), может быть, мы бы и не встретились никогда. А любовь – это только эмоции.
— С дочкой общаешься?
— Конечно. Отвожу Миланку в школу, гуляем с ней постоянно. Она в основном живет с моими родителями. И моя мама поддерживает хорошие отношения с Натали, – это меня очень радует. И, чтобы вы понимали, я – не воскресный папа, доча меня любит и всегда рядом со мной. Вообще, мы много времени проводим вместе. Конечно, я не идеальный папа, но стараюсь делать как можно больше для нее. Милана – мой большой стимул к тому, чтобы я не расклеивался, когда трудно. Я в ответе за ее будущее.
— У вас случались недомолвки из-за твоей знаменитости?
— Думаю, Натали было обидно из-за того, что я публичная личность, а не только ее человек. Это напрягало. А женщине нужно, чтобы мужчина был только ее. В общем, было много всяких моментов. Например, идем в кино, и 15 минут она меня ждет, пока люди со мной сфотографируются. Я ведь тоже не могу отказать, когда просят сделать селфи. Мне бывало из-за этого неудобно перед Натали и Миланой.
— Как ты заглушаешь боль?
— Поездки, тренировки, посиделки с друзьями, иногда – выпивка.
— Как можно описать твое сегодняшнее психологическое состояние?
— Летом было очень тяжело. Помню, когда я поехал на встречу с юристами в Швейцарию, у меня была очень тяжелая голова. В принципе, и сейчас есть небольшая депрессия. А тогда, честно говоря, дело зашло очень далеко – попахивало психиатрией. У меня даже была несвязанная речь, все симптомы. А сейчас все налаживается, начал оперяться (смеется).
— Ты допускаешь, что вы с Натальей снова будете вместе, когда сегодняшние страсти схлынут?
— Я не могу говорить «нет». Допускаю, потому что я люблю этого человека, у меня остались добрые чувства. Негатив постепенно уходит, позитив остается. И если даже нам не суждено больше быть вместе, я хочу, чтобы мы были приятелями.
Развод – это такая своеобразная прививка, которая делает тебя более восприимчивым к чужим переживаниям, более взрослым, меняет тебя к лучшему.
— Что тебя сильнее подкосило: развод или слом в спортивной карьере?
— Конечно, развод. Медали, спорт – это все ерунда по сравнению с семьей. В карьере все можно сделать, восстановить, наработать, а потерю любимого человека восполнить невозможно. От этого жестко хреново. У меня внутри еще болит, до оттепели далеко.
— О том, чтобы начать новые отношения не думаешь?
— Нет, конечно. Мое дело сейчас – спортивная карьера. Нужно с головой нырнуть в работу. В ближайшие годы, надеюсь, будут отношения только с двадцатикилограммовой железной подругой. Если и в спорте не сложится, то уеду куда-нибудь надолго, буду там думать о развитии «Собственного Я» – своего маленького Ильи, у которого куча проблем, куча комплексов.
— Илья, в последнее время следить за твоей жизнью можно только через соцсети, где ты публикуешь фотографии из Британии, США, Шри-Ланки. Решил стать путешественником?
— Я увлекся изучением психологии, культуры, разных религий. Непрофессионально. Сложный период в жизни. И, так как я спортсмен, месяцами сидеть на месте очень сложно. Решил немного попутешествовать и узнать культуру мира. Лучше ведь узнавать лично, а не из средств массовой информации. Мне довелось увидеть Францию, Швейцарию, Израиль, Бразилию, Абхазию. Где-то я просто встречался с адвокатами, во Францию меня пригласил мой большой брат Саня Винокуров посмотреть Тур де Франс. Только представьте, 18-й этап на Монблане, – я очень благодарен Винокурову – сильные и яркие впечатления. Еще весной отдыхали в Абхазии, почти всей семьей: Наташа, Миланка, брат, сноха и их дочка.
— Перед нашей сегодняшней встречей ты был в британском консульстве…
— Да, подавал документы на визу. После 13-го ноября хочу слетать на недельку в Лондон. Там намечается проект, о котором я не готов говорить ничего конкретного. Еще хочу другу сюрприз сделать, прилететь на его день рождения без предупреждения. И вообще, мне очень хорошо в Лондоне! Там я тоже учусь, в Kaplan International. Причем не только английскому языку, а всему, как в детском саду (смеется). Там знакомые со всего мира: из Эмиратов, Бразилии, Франции, Мексики, Италии. В общем, со всего мира. И ты понимаешь примерно, где как люди живут. Это же классно! Это для меня большая ценность.
— В каких странах ты еще хотел бы побывать, если говорить не о рабочих поездках?
— Не знаю. Может быть, в Японии! Она мне интересна и в плане духовного просвещения, и как страна, где уже даже не 22-й, а 25-й век. Новые технологии, страна будущего.
— Насколько я помню, ты не афишировал Кирилла Зейнина, который тебе помогает разбираться в допинговом деле. Но недавно увидел вашу общую фотографию в Инстаграме, и подумал, что дело, видимо, сдвинулось в положительную сторону. Так?
— Именно так и было. Кирилл – это друг моего друга, корпоративный юрист, у которого есть лицензия на деятельность в разных странах. И он взялся мне помочь, хотя раньше никогда не занимался спортивными делами. Около двух недель назад было окончательное слушание по мне, в онлайн режиме. Сели в Скайпе: Международная федерация тяжелой атлетики из Будапешта, компания «Морган», которая меня защищает из Лондона, и я с Кириллом и представителями казахстанской федерации из Астаны.
— Наша федерация тебя поддержала?
— Да. Они молодцы, практически все финансирование взяли на себя. Федерация предложила адвокатов, оплатила процесс.
— Это случилось после того, как тебя поддержал президент страны, сказав, что Илья Ильин для него остается чемпионом, несмотря ни на что?
— Думаю, это повлияло. Но я ощущал поддержку и до того. У нас с Жанатом Рашитовичем (Тусупбековым – почетным президентом федерации тяжелой атлетики Казахстана, – прим. авт.) очень хорошие отношения. Я чувствовал его посыл, будто я младший брат, которому нужно помочь в тяжелую минуту. И я благодарен ему за то, что помог мне принять удар. Замечательный мужик, амбициозный, довольно молодой, 40 лет ему всего. В будущем мне приятно будет с ним поработать.
— Итак, вы в Скайпе…
— Да. ВАДА (Всемирное антидопинговое агентство, — прим. авт.) сделало анализ и передало результат в МОК. Который забрал олимпийские медали и спустил дело в международную федерацию тяжелой атлетики – мол, делайте, что хотите, но наказать надо. Варианты разные: могут отобрать медали чемпионатов мира, могут дисквалифицировать на 8 лет начиная с 2008 года. Может быть двухгодичная дисквалификация с 2016-го, а может быть и четырехлетняя. Об этом мы долго говорили. Окончательное решение еще не принято. Жду его со дня на день. В принципе, у меня оптимистичный настрой, потому что «парень много не говорил, сам отдал медали и так далее». Я даже думаю, что мои олимпийские награды еще ко мне вернутся. Не знаю, откуда у меня такие мысли. Но я знаю это так же, как знал, что однажды меня дисквалифицируют!
— Знал, что дисквалифицируют?
— Да. После Пекина. Кто-то мне сказал, что может быть реанализ через несколько лет. И тогда эта мысль во мне поселилась. Был к этому готов, а через 8 лет – бац! Может быть, поэтому я и не сошел с ума, ничего с собой не сделал.
— Твое «золото» Лондона в итоге после череды дисквалификаций досталось иранцу Саеду Мохаммадпуру, который занял пятое место. То есть на допинге поймали всех с первого по четвертое место. Есть ли хоть один процент вероятности, что иранец выступал абсолютно чистым?
— Без комментариев (улыбается).
— Ты можешь поставить себя на место человека, который финишировал пятым, но по прошествии нескольких лет взял золотую медаль…
— Думал об этом. Не знаю, какие ощущения. Наверное, был бы рад в глубине души, но в такой ситуации спортсмен все равно понимает, что на пьедестал он не поднимался, гимн страны для него не играл.
— Что для тебя важнее сейчас: сохранить медали чемпионатов мира или получить возможность выступления 2019 и 2020 годах?
— Тоже не могу сказать однозначно. Эти медали для меня дороги, я всю жизнь пахал за них. Кроме того, я не уверен в своих силах перед Токио на 99.9 процентов, как это было раньше. Теперь только 90 (смеется).
— Какова вероятность добиться права на выступление в Токио?
— Юристы говорят – 90 процентов.
— И если допустят, ты пойдешь в Токио?
— Я попробую. Конечно, попробую. Не хочу в будущем жалеть о том, что не сделал этого. Мне 29 лет – самый разгар спортивной карьеры. Если я сейчас уйду, это будет, как будто маленький ребенок обиделся.
— Что значит «попробую»?
— Возьму штангетки, пойду в сборную. Выберу оптимальную весовую категорию, начну набирать обороты. Если тело будет готово, попробую выступить на каком-нибудь чемпионате. Если выиграю, пойду дальше. А там уже Азиатские Игры – серьезный уровень. И, конечно, лицензионный чемпионат мира. Но не будем забегать вперед.