«Стадион в Санкт-Петербурге – памятник. Но не коррупции»
Вице-губернатор Санкт-Петербурга и куратор строительства «Зенит-арены» рассказал корреспонденту «Матч ТВ», почему этот стадион нельзя считать символом расхитительства, а затраты на его возведение на самом деле невелики.
— После долгих и шумных, надо сказать, лет строительства у многих сложилось ощущение: арена в Санкт-Петербурге так и не откроется к Кубку конфедераций. В какой момент вы сами поверили, что успеете?
— Для понимания происходящего нужна небольшая ретроспектива. Февраль прошлого года. Есть проект, утверждены денежные лимиты. И вдруг динамика объемов строительства начинает падать. Из месяца в месяц. В январе – 80 процентов от плана. В феврале – 20. В марте – ноль! И масса недостроя снаружи и внутри. Стало понятно, что такими темпами мы к декабрю 2016-го объект не закончим. Пришлось бить в колокола.
— Почему все остановилось?
— Из-за позиции генподрядчика, теперь уже бывшего. «Трансстрой» получал от города авансы. Причем нарастающие: сначала 30 процентов, потом 50, 70, наконец, 100. Одновременно брал кредиты на основную деятельность. Вся предоплата уходила на обслуживание долга, а не на производство работ. Подрядчик получает от нас аванс, рассчитывается с банком – а исполнителям и поставщикам заплатить нечем. Естественно, возникла напряженность: люди не видели денег и перестали доверять. Работы остановились. Что-то вроде итальянской забастовки: все на месте, никто не работает.
Потом выяснилось, что к закупке оборудования на 3,5 миллиарда рублей, — вентиляция, свет, звук, «слаботочка», — еще не приступали. Даже до составления контрактов дело не дошло. Вот тогда я как руководитель штаба строительства принял решение: необходимо срочно выходить из зоны риска. 16 га территории и огромный объем работ не оставляли выбора. А тут еще возникла переувлажненность объекта. Монтаж систем при отсутствии кровли превратил стадион в бассейн. А рядом – намывные территории с переувлажненными грунтами. Гидроизоляция и дренаж не сделаны, осадки, все протекает… Пришлось выполнять срочные работы по водопонижению и гидроизоляции. Причем без финансирования со стороны генподрядчика.
— Заставляли людей работать бесплатно? Или давили на совесть?
— Работы велись под гарантии и обещания городских властей. В мае 2016 года начался очередной шантаж со стороны генподрядчика, в августе мы расторгли с ним контракт. Провели новый конкурс, и я рад, что строительством занялся «Метрострой»: это компания с большим опытом, квалифицированным персоналом и оборотными средствами.
— Но «Метрострой» никогда не возводил стадионов.
— Во-первых, один теперь возвел. Во-вторых, у этой компании очень мощные наработки по сложнейшим проектам. Рисков в привлечении «Метростроя» я не видел. К тому же координатором работ по наружным инженерным сетям выступил городской «Водоканал», — солидная и компетентная организация. В итоге темпы строительства с августа по декабрь выросли в пять раз. Фактически, это был трудовой подвиг. Не стесняюсь так говорить, потому что до этого объект был про-ва-лен. А сейчас – огромное, уникальное, работающее сооружение. Чтобы вы представили, насколько огромное, скажу: общая площадь – 375 тысяч кв. метров, высота – 75 метров, периметр безопасности, который арена обязана иметь по требованиям ФИФА, составляет почти 6 километров.
— Но потом начались проблемы с полем.
— Да, оно завибрировало.
— Что-то сейсмическое? С баллами по шкале Рихтера?
— Проблема в том, что в мире не существовало стандартов по вибрации выкатных полей. Пришлось их создать. Взяли за точку отсчета поле «Петровского», произвели замеры.
— Объясните: игроки выходили на поле, и оно тряслось?
— По их ощущениям, да. Подтверждали вибрацию и приборы. Что такое выкатное поле? Это металлическая чаша, в которой лежит пирог из грунта, дренажной подушки и травы. А под газоном – сложные инженерные коммуникации.
— Как справились с дрожью земли?
— Усилили второстепенные балки, наварив порядка 300 тонн металла. Жестко закрепили металлическую плиту 9-сантиметровой толщины, которая и давала волновую вибрацию при движении людей в определенных местах. Замеряли на каждом метре. Справились, установив под полем 720 домкратов. Они и обеспечивают жесткость, когда поле перемещается с открытого пространства в чашу.
— Вибрации устранили. Но затем, кажется, перестала расти трава.
— Это был следующий вызов. Проект подразумевал выкат поля между матчами за внешний периметр. 40-минутная процедура позволяла газону нормально расти и восстанавливаться под открытым небом. Когда поле сдали в 2016-м году, ФИФА признал: оно идеальное. После газоном занимался «Зенит» и привлеченная им профильная компания. В итоге поле к марту не проснулось. Немудрено: у нынешнего рулонного газона, который был заблаговременно заказан в Гатчине, корневая система 12 см толщиной. У того, что не проснулся, была 3 см. Поменяли. Прошили синтетической нитью на 18-сантиметровую глубину.
— В мире укладываются сотни полей в год. Почему не проснулось именно петербургское?
— Конечно, были ошибки. В прошлом году мы приглашали для консультаций агрономов и экспертов ФИФА, «Зенита», «Спартака», «Терека». Ничего такого, что заставило бы волноваться, не было, все шло по плану. Но в марте возникли проблемы.
— Причины?
— Их три. Первая – очень холодная весна и затяжная зима: на грунте не было двенадцати градусов тепла, при которых начинает нормально расти трава. Вторая – отсутствовал опыт эксплуатации выкатных полей, жизнеобеспечение которых резко отличается от стационарных. Третья – медиацентр Кубка конфедераций построен так, что мешает выкату поля за пределы чаши.
— Вот это особенно умиляет. Кто распорядился поставить холодильник так, что невозможно открыть шкаф?
— Коллегиальное решение. И коллективная ошибка. Имелось техзадание, согласованное с ФИФА. Мы его выполнили, считая, что газон и в чаше сумеет нормально жить. Но «трава в подвале не растет» — очень верный тезис. Вообще болезни выкатных полей характерны не только для нашей арены. Во всем мире с ними сложности.
— Как себя теперь чувствует «Трансстрой»? Авансы кончились, кредиты остались, договор подряда расторгнут. Компании должно быть грустно.
— Много лет занимаюсь проблемами капитальных вложений, но до сих пор не сталкивался с тем, чтобы авансами на производство работ гасили кредиты, а не направляли на сами работы. Причем и тело кредита, и проценты по нему. Нонсенс даже для российской практики. Сегодня это предмет судебного иска к «Трансстрою», разбираемся в юридической плоскости. Еще один иск на миллиард рублей – качество работ: очень многое пришлось переделывать. Итого объем финансовых требований к компании, которая получила авансы, но не отработала их, — 4,6 миллиарда рублей.
— «Зенит» подчеркнуто дистанцировался от нового стадиона. И даже после его открытия брезговал, пусть это и сильное слово, играть на Крестовском. Как вы к этому относитесь?
— Мы любим «Зенит». С большим уважением относимся к команде. Но опыта эксплуатации столь масштабных объектов у клуба нет, что порождает опасения. Мне нравится позиция Алексея Миллера, который сказал на днях: те, кто критикует «Санкт-Петербург Арену», — либо завистники, либо клеветники. Это один из лучших спортивных объектов в мире, рукотворный памятник. Недочеты, конечно, есть. Но знаете, сколько ушло на пусконаладку «Мегаспорта» на Ходынке? 10 лет. Обувь покупаете – и ту разнашивать надо, что говорить про стадион?! «Зенит» пока к арене не привык. Но привыкнет. И научится управлять. С клубом у нас полное взаимопонимание.
— Готовы взять на себя ответственность за северных корейцев, строивших стадион в жестоких бытовых условиях? Историю раскопали скандинавы…
— Знаете, я строил дорогу между Хабаровском и Читой, которой до этого просто не было. Имел отношение к сочинским олимпийским объектам. На многие стройки мы привлекаем китайцев, корейцев, турок, сербов, армян, болгар, украинцев, итальянцев, молдаван. Работы хватит на всех. Но в России очень жесткая миграционная политика и стандарты охраны труда. Каждую неделю мы находились под тотальным контролем. И условия для рабочих были надлежащими. Если бы вы приехали на этапе строительства – поразились бы качеству питания персонала и проживания в вахтовом городке. Рабочая одежда, пропускная система, два раза в неделю – баня. Какие рабы? О чем речь? Кому-то очень хочется дискредитировать Россию. Пусть сначала у себя обеспечат такие условия, а потом критиканствуют. МИД Северной Кореи, кстати, опровергло этот «фейк». Их людей на нашей стройке не было.
— На каком стадионе «Зенит» начнет сезон?
— По словам руководителей клуба и «Газпрома», чемпионат команда проведет в том числе и на «Зенит-арене». Где начнет? Неизвестно. Проблемы с газоном остаются, а как он себя поведет дальше, не знаем: нет опыта эксплуатации подобных полей.
— Кто будет владеть ареной и содержать ее после ЧМ-2018?
— Прорабатывается вариант передачи стадиона правительством Санкт-Петербурга в аренду клубу. Окончательного решения пока нет.
— Существует большая разница между стоимостью петербургской арены и ее зарубежных аналогов. Вас не затруднит это объяснить?
— Пусть критики рассчитают стоимость места при смете в 43 миллиарда рублей, 80 тысячах кресел и возможности круглогодичной эксплуатации. Именно 80, а не 65, — такова концертная заполняемость объекта. Глубоко убежден, что при таких расчетах наш стадион – далеко не самый дорогой в России и тем более в мире. Цена, с учетом сказанного выше, — адекватная.
— Но она менялась за годы стройки не раз и не два. Причем в большую сторону.
— Потому что было четыре перепроектирования. Вот, кстати, интересный документ. 1947 год, сталинские времена, строительство стадиона имени Кирова. Подписана одна сметная стоимость – и через несколько месяцев другая, возросшая. За подписью Ворошилова. А ведь тогда был жесточайший уровень планирования и контроля! То есть проблема, мягко говоря, не нова.
— Тема вашей кандидатской диссертации – «Криминальное перемещение капитала: характеристика и социальный контроль». Скажите, верно ли один из известных петербуржцев назвал стадион на Крестовском памятником коррупции?
— Мое первое образование – юридическое, поэтому скажу: не надо вешать ярлыки, никто не отменял презумпцию невиновности. Во-первых, вину может установить только суд. Во-вторых, злоупотребления есть всегда и обусловлены они низким уровнем культуры. Идеальное определение преступлений, не связанных с насилием, дал профессор права князь Трубецкой: «Это нормальная реакция нормальных людей на ненормальные условия жизни». Что есть условия в данном случае? Нормативно-техническая база, которая родом из СССР. Обосновать цену одного и того же объекта можно в рубль, в миллион и в миллиард. Именно от таких вольностей рождаются злоупотребления. Вот с чем надо бороться. А коррупцию отрицать невозможно, факт. Но ее необходимо доказать в порядке, установленном действующим законодательством.
Приведу пример: понимая всю негативность шлейфа, после ухода «Трансстроя» я поставил условие – расширенное банковское сопровождение. То есть каждая копейка из бюджета, попадая на этот объект, проходит минимум четыре уровня контроля. Комитет по строительству, заказчик, поставщик, генеральный подрядчик, субподрядчик – все на обслуживании в одном банке. Это означает, что любой платеж прозрачен и нам понятен. И когда приходят правоохранители, они видят: обналички нет, налоги и сборы выплачиваются в полном объеме. Что тогда есть коррупция? Завышение цены? Поменяйте нормативную базу! Взятка чиновникам? Но с первого дня каждому было жестко сказано: пропадет хотя бы рубль – сядете.
— И некоторые к этому близки.
— О том, что было до меня, рассуждать не берусь.
— За что вы награждены почетным знаком Олимпийского комитета России?
— Возглавлял наблюдательный совет «Олимпстроя» и был начальником штаба строительства сочинской Олимпиады.
— Когда пройдут Кубок конфедераций и чемпионат мира, сколько еще средств затребует арена?
— Останется ряд аспектов, связанных с переделкой работ «Трансстроя». Город не имеет законного права дважды оплатить одни и те же работы или поставки. Только через суд. Поэтому поданы иски. Во всем остальном стадион уже сейчас живет нормальной жизнью.
Комментарии